Опять закипели споры. Где брать, что брать, как везти. Но спорили уже каждый под свою команду. Я был один, мне спорить ни с кем не надо, сидел и улыбался.
— А ты чего такой довольный? — Лис обратил внимание на меня.
— А хорошо…
— Чего ж тут хорошего? Вон работы сколько… — Святослав рукой указал на карту, — Успеть бы.
— А то хорошо, друзья мои, что на месте не стоим.
— Расширяемся, что ли? — подал голос Буревой.
— Нет. Не о том я. Я переживал сильно этот год, — признался я мужикам, — о том, что совсем мы не занимаемся ничем новым. Сыто, тепло, одёжка есть, дома — все вроде как успокоились да дрова добывают, больше ничего. Руды чуть, кирпичей, досок там, леса — и всё. А мы только ходим, да покрикиваем и мужикам говорим что делать. Текучка. Жизнь слишком лёгкая получилась — вот и расслабились. А так нельзя — сомнут. Так ещё пять лет бы провели, да и отупели бы окончательно. А теперь мы дело неподъемное задумали, большое, громоздкое. Опять машины нужны, опять механизмы, опять думать надо да делать. Только масштаб другой, ну, больше нас стало…
— Боишься, значит, что как в том болоте? — сказал Торир, — Остановишься — и потонешь?
— Ага. А теперь двигаться станем.
— И впрямь, — дед почесал бороду, — я сам замечать стал, что замерли мы. Проблемы свои порешили, да встали. Даже скучно…
— И тупеть начинаешь на мужиков-то покрикивая… — Обеслав внёс свою ленту.
— Хм, князья некоторые и старшины только тем и занимаются, и ничего, не скучно им, — Лис улыбнулся, — охоты всякие, бабы, пиры. Сами так не хотите?
— И много те князья после себя оставили? — дед посмотрел на бывшего начальника Ладоги, — о многих люди помнят? Да так, чтобы хорошо? Да так, чтобы потомки знали, да своим детям передавали?
— Да и что за жизнь это такая, еду на навоз переводить? — подключился Обеслав, — Изо дня в день одно и тоже, потом помер, прах по ветру, другой также продолжает. Смысл-то какой?
Мужики за столом «зависли». Обеслав поставил вопрос о смысле жизни. И как на него ответить? Даже в моё время никто не мог до конца понять, зачем мы живём. Тут же мужики суровые, практичные, о таком даже не задумывались.
— Детей оставить. Волю богов познать. Прожить достойно, — народ начал формулировать свои мысли по этому поводу.
— Жизнь — это инструмент самопознания Вселенной, — выдал я, когда все высказались, — нам не зря разум дан, в отличии от животных. Мир наш, волей ли богов сделан, или как у нас говорили, из облака огромного, почти живой организм. Вот и мается он, как дитя в люльке, пытается понять, зачем он на свет народился. А потом и мы появились, как часть мира этого, как руки его, уши, глаза, что бы понять, зачем мы на свете, и почему свет этот появился…
Во как загнул! Сам не ожидал — мужики вон смотрят с уважением, прониклись.
— Это ты хорошо сказал, — Буревой почесывал бороду, — Вселенная эта твоя…
— А дети? — спросил Кукша.
— А дети — это продолжение рода нашего, они после нас смысл искать будут. Чем больше мы им знаний о мире передадим — тем легче потомкам будет. А они — внукам, там и дойдём умом человеческим до сути мира нашего.
— А боги, стало быть, тоже с нашей помощью разбираются, зачем они на свете да почему свет тот есть, — задумчиво проговорил Торир.
— И они тоже. Мы же не зря внуками Перуновыми себя называем.
Народ расправил плечи — мысль им понравилась.
— И надо соответствовать, значит. Вот эту мысль, кстати, неплохо было бы в «Трактат» внести. Ладно. Что там у нас с глиной?…
Первого марта собрали совещание с участием всех крепостных. Решение донесли о стене, тестовых её участках. Народ поддержал — многие после прихода всадников по зиме переживали насчёт того, не примучат ли их сборами новыми. Успокоили людей — не позволим! За полгода тренировок и обучения крепостные освоились с техникой, обслуживание и эксплуатацией. Не до полного понимания процесса, но согласно техкарты работать могли. Да и с запчастями и комплектующими помогали, образование дало эффект. Потому мы с мужиками определили три команды, изменили чуть учебную программу для взрослых — и понеслась работа.
В нашем соцсоревновании появился азарт. Болельщики нашлись, из женского населения и детского. Мужики прониклись — предлагали свои решения насущных проблем. Моя команда была в лёгкой депрессии — не понимали, как я собираюсь строить. Я терпеливо рассказывал, добавлял ясности, но народ сомневался. Совместно сделали трактора необходимые, запчасти. Потом начали каждой команде готовить инструмент, опять же вместе. Мужикам нужны были повозки, корыта, ручной инструмент — конкуренты добывать камень хотели руками, а трактора на перевозках использовать. Мы же с моей командой занялись более интеллектуальными вещами.
По прикидкам, нам надо следующее: отбойные молотки с компрессорами, с питанием от трактора, экскаваторы, для глины, песка и щебня с известняком, бетономешалку. Её делать хотел как мини-заводик. По набору конвейеров должны подаваться компоненты, смешиваться, выливаться в опалубку. Для опалубки деревянной наделали разных замков, чтобы легче было снимать и одевать, выносную кузню соорудили с паровым молотом. Арматуру ещё надо делать, сетки и кучу другого железа, что ляжет внутрь бетона.
Параллельно с этим, ребятам сделали плот с машиной для добычи руды, они её уже собирали на болоте. В марте и апреле мужики делали путь до Рудного болота, точнее — расширяли и укрепляли существующий. Это у них вроде тренировки, перед длинной дорогой к торфяникам. Добруш за главного — считать умеет да приборами пользоваться. Народ не роптал, каждое действие сопровождалось максимально подробными разъяснениями. Я настоял, так проще. Учёбу пришлось для дорожных рабочих делать посменную. Три дня в поле — два дня на учёбе, небольшими группами, да день самостоятельно подготовки. Сказки, подаренные на Новый год, тут помогли — читать народ начал. Потом группы меняются. К первому мая подошли во всеоружии.