— А нашим родичам даже никто столбик не поставил, — чуть не заплакала Лада, — горько им там, без нас будет, без памяти нашей…
— Хм, тоже верно. Ладно, Кузнечикова, ты не горюй, придумаем что-нибудь, — я кивнул деду, приобнял супругу, которая несла Вовку, и мы пошли на праздничный ужин.
После ужина уже с Веселиной наедине продумали как и что сделать, деда подключили, для решения вопросов мистических Потом пленных незаметно поспрашивали, выясняли некоторые непонятные моменты. В итоге, к моменту моего и Перунового Дня Рождения, пленные застали на поле нечто новое. Впритык к идолам Перуна и Сварога, лицом на запад стоялновый дубовый столб. На нём был изображён суровый старик с длинной бородой, который правил лодку. В ногах у него плескалась рыба, а из-за плеча выглядывал острога, очень похожая на трезубец. Такая себе карикатура на Посейдона у Буревоя получилась. И табличка своя имелась, на которой было небольшое сообщение о набеге данов на деревню корелов, описание событий пленения наших подростков, их вызволения, смерти разорителей рыбацкого посёлка, которую организовали Игнатьевы и мурманы. В конце, традиционно уже, был призыв к живым не забывать памяти павших. Я прокомментировал новую религиозную постройку:
— Вот, для вас сделали, это Хозяин ваш Озёрный. Это место для треб, для помина сюда класть надо. Что на табличке — сами прочитаете, чай, не первый уровень вольности, — подростки чуть ухмыльнулись, — потом список родичей дадите, мы его ниже на табличке запишем.
Оставил ребят без конвоя даже на поле. Вернулись они чуть опечаленные, но с благодарностью в глазах. Девочки даже чуть поплакать успели. Вечером же устроили с Буревоем световое шоу с прожекторами. Столбы света было видно далеко, близко, правда, корелов не подпустили. Мотивировали тем, что наши боги — Перун и Сварог — должны сейчас разобраться, как быть с новым коллегой по мистическому делу. Минут двадцать прожектора зажигались и гасли, я их двигал в разные стороны, пятно света носилось по лесам и тучам. Наконец, прожектора уставились в зенит, посветили ещё какое-то время и погасли. Мы с дедом вернулись в деревню. На нас с умоляющими глазами смотрели корелы.
— Всё, приняли Перун и Сварог товарища нового. Сказали, толпой веселее, да и тот вроде мужиком оказался неплохим, компанейским, — оттирая грязь с рук заявил я пленным, — теперь тут тоже требы принимать станет. И предкам вашим скажет, чтобы на это место внимания обратили. Если, конечно, частичка их рода-племени в Москве корни пустит.
— Да мы…! Да я…! Никогда отсюда!.. За Россию!.. — понеслось со всех сторон, подростки сильно переживали насчёт дел религиозных и мистических.
— Ну дык пока не совсем богам ясно, надолго ли вы тут. Перун, вон, сказал, что пока железным не надо Хозяина вашего делать Вдруг уйдёте из Москвы? С собой, что ли, тяжесть потом такую тащить? — идолы Перуна и Сварога были одеты в чугунные кольца, и казались полностью металлическими.
— Я точно тут останусь, — заявил Толик, — в любом статусе.
— И я! И я! И Мы с Юрой! — понеслось со всех сторон.
— Ну вот время пройдёт, Хозяин ваш приживётся на новом месте, тогда и его в железо оденем. Чтобы крепко стоял, — подытожил Буревой.
Мы получили новую массу уверений в том, что корелы больше никуда не собираются. Вот так, экономически, политически и религиозно, привязывали к нам ребят. Если и впрямь подвижек с их стороны в сторону ухода не будет, мы к декабрю чугунного Озёрного Хозяина сделаем. Нам не жалко, а к подросткам мы и сами уже привязываться начали.
Лето было тёплое, дождей было достаточно для посевов, солнца тоже было много, земля за три года неурожая отошла. Это позволяло рассчитывать на прибавку в продовольствии. Подростки окончательно вписались в коллектив, их статус теперь определяло только отсутствие оружия, да и то дело наживное. То ли идол свою роль сыграл, то ли просто они поняли, что с нами лучше, но работали добросовестно, а отдыхали — радостно. Юрка подошёл даже насчёт женитьбы на Ладе, но мы его ткнули носом в Закон, мол, мала ещё невеста, подождать надо. Корел расстроился, а Лада — так наоборот! Не то, что замуж не хотела, просто приятно ей было осознавать, что будет она первой законной невестой. Это ей наши барышни с моей подачи на уши напели, мол, все так, по обычаю — а она первой по Закону будет! И запись о том через многие лета протянется, что была такая первая невеста Москвы, Лада. И сошлись они не просто с мужем, как обычай говорил, ну как мы с Зорей например, а по Закону! Кому ж такого не захочется? Это ж как первый космонавт — будут ещё тысячи после, но первый-то на веки-вечные один, что не делай. А теперь представьте себе такое вот, только натянутое на невесту в возрасте бурления гормонов? Представили? Во-о-от, и нам хорошо, дополнительный стимул не покидать деревню, и ей радость — под это дело Лада таку-у-ую свадьбу себе закатить хочет, чтобы все вокруг обзавидовались. Правда, кроме нас в окрестностях никого — но летопись-то есть! Пусть сквозь века завидуют!
Другая причина отложить свадьбу была физиологическая. Корелам надо было нормально развиться. Последние три года, по их рассказам, хорошего урожая не было нигде, вот и были они малость рахитичные, недокормленные. Только у нас наливаться здоровьем начали и расти, вверх и вширь. Особенно по Юрке это заметно было. Он при появлении в Москве на полголовы ниже Кукши был, и худой, как жердь. Сейчас и в росте сравнялись, да и плечами догонять стал. Кукша его даже пытался для тренировок с деревянным оружием использовать, но Юрку надо было очень сильно натаскивать на это, вообще никакого навыка не имелось. Кроме махания топором да рыбалки за свои семнадцать лет других умений не было, до появления в нашей деревне.