Вольные стрелки - Страница 169

169

— А бабы отпущенные не растреплют о вас никому?

— Не должны. Мы же осторожно всё провернули, ночью. Да и связаны он были все во время боя. Хотя какая там битва — убийство одно. Подошли на лодке, врубили прожектор, пулемётом да винтовками всех перебили. Дорезали хазар, баб к себе перебросили на ладью. Допросили по темноте, выяснили, кто да какими судьбами попал в плен. Глаза всем девкам завязали, ну и потом, на обратном пути, в паре мест ночью следующего дня высадили их. Отвели по домам, радости было! Ну и родителям их сказали, что, мол, Москва их кровиночек из плена достала, пусть о том помнят. Так что теперь у нас есть ещё пара деревенек рыбацких на Волхове, где москвичам будут рады, сведениями да ещё чем помогут.

— А чего и их в Москву не привезли? Зачем отдали? Добыча честная, по вашим меркам, могли бы и забрать, — спросил я.

— Ну мы так подумали, ссориться со словенами да Новгородом нам не с руки, — прояснил Святослав ситуацию, — а то привезём их сюда, они потом кому-нибудь расскажут, как их силой в наш город отволокли. А если отбивать или мстить придут? Зачем? А так и дело хорошее сделали, и людей получили преданных, запомнят-то добро, что им от Москвы пришло.

— И то верно, — согласился я, — правильно всё придумали. Ну что, показывай товар лицом!

Мужики начали по одной вытаскивать с лодки пополнение. Мелкие пацаны — это те, сироты да попрошайки, кого сами нашли, а вот стайка девиц, возрастом от двенадцати до шестнадцати, судя по виду, это и есть товар от хазарина. Девчушки разные есть, даже рыжая одна, чернявых парочка, остальные — русые, различных оттенков. Стоят, несчастные все такие, над судьбинушкой воют.

— Слушая, я больше баб не повезу, — Лис мне показывал пленниц, продолжал рассказ, — воют, что твои волки, да причитают. Откуда только силы берутся! Всю дорогу «у-у-у-у» да «у-у-у-у», как будто мы их на съедение везём!

— Ну дык а чего ты им рот не завязал?

— Ну так это… жалко, мелкие ещё. Хорошо хоть Толика с собой взяли, тот им всю дорогу рассказывал, что сам такой был, а теперь вот славный воин, вольный гражданин. Те послушают-послушают, успокоятся, он уйдёт — опять воют! Не, не повезу больше! — Лис шутливо махнул рукой, — Хоть режьте, хоть долю в бабах обещайте… Ай!

Лис опять получил по «кумполу», не усмотрел супругу со спины. Поржали, он жену обнял, поцеловал, пошёл с ней в сторону дома. Пленницы на это посмотрели и опять завыли. Пацаны же, те, которые мелкие, наоборот, даже с вызовом некоторым нас взглядом буравят. Ладно, разберёмся.

— Так, пока их в бытовке заприте. Барак в нашей, первой крепости, соорудить надо, на две половины разделённый. Первая — для девочек, этих там поселим, — я ткнул пальцем в девиц, пленницы опять завыли, — пацанов в другую. Будет у нас институт благородных девиц, ну и суворовское училище. Строгого режима.

Наши ржут, Зоря и другие москвички загалдели, обсуждая, что надо в такой барак принести да подготовить. Пленницы воют, пацаны что-то пафосное орать, мол, выходи на честный бой, кто тут смелый? Битвы не получилось, увели их, болезных, под руки, им лет по восемь-десять всем, худущие, грязные. Ну а девиц отдали Брунгильде. Те её увидели — вой чуть не до небес поднялся. У нас смех, у них — слёзы в три ручья. Может мы и сволочи, но правда смешно, тем более что мы-то знаем, что ничего плохого им не будет. А эти пусть пока поплачут, может, хоть ночью выть не будут.

Начали оформлять пленников на правах зависимого населения — ни самообслуживания, ни труда полезного, который бы мог наше пополнение хотя бы в крепостные вывести, от них ждать смысла не было, малы ещё. Думали, хоть теперь успокоятся подростки. Расчёт не оправдался. С пацанами просто. Собрать в охапку, в баню, побрить налысо от вшей и прочей живности, медосмотр, биография, отпечаток пальца в графе «С моих слов записано верно», фотографирование, паспорта, выдача фамилии, оформление личных дел, документы на руки выдали — и всё сопротивление прекратилось. Фотки пацаны рассматривают, удивлению нет конца и края. Вот в таком виде, с раскрытыми ртами, отвели их на новое место жительства, интернат у нас тут теперь появился.

Девки же — это просто ужас. Кусаются, царапаются, воют! Их вроде ласково просят, помойтесь, барышни, а то амбре глаза режет, а они ни в какую, честь, значит, девичью берегут. Пришла Брунгильда, по девице в руку взяла — процесс пошёл. Брить не стали, а то точно на себя руки наложат. Помывка, фото, документы, одёжка. Опрос — сущее наказание, сквозь слезы ничего не слышно, вой стоит и хлюпанье. По одной — стоят в печали, как большим количеством собираются — воют. Выдали на руки паспорта, там фото. Там все зарёванные, но себя узнали. Опять вой, ещё пуще прежнего — «Я не красиваа-а-а-ая!!!». Подвели к зеркалу, сказали, что если в порядок себя не приведут — так и останутся в паспорте зарёванными. Подействовало! Но устроили свару возле зеркала! Они все и разных мест, воют — вместе, а тут — чуть не драка. Опять Брунгильда взялась за дело, разнимает их. Теперь у нас есть две зависимые жительницы с паспортами, где на фото они с «фонарями» под глазом. Крику было — ужас. Сказали, если себя хорошо вести будут — заменим. Эти две чуть успокоились. Остальные — нет. Привели весь кагал в столовую, накормили под пристальным взором Брунгильды, те наелись горячего, по нарам в интернате устроились и вырубились — много нервничали и переживали за последние дни.

Эти жуткие истории рассказывали наши девчонки, которые их обустраивали. Ржач стоял такой, что стены актового зала тряслись. Ещё и в лицах москвички доносили особенности интимного процесса помывки и опроса. Брунгильда рожи страшные корчит, которыми их пугала, Смеяна смехом заливается, рассказывая как пыталась о травмах-переломах узнать, Зоряна про драку у зеркала, захлёбываясь смехом, вещает. А Держислав сидит и пишет, похрюкивая в углу! Поинтересовался, чего он там корябает. Ржач поднялся ещё больше — он пьесой разродился, смешной. По мотивам вот этих вот событий.

169