Для окончательной компенсации сил и возможностей каждой группы наших жителей, переселили в первую крепость Ладимира с внуком и несколько крепостных с семьями, мурманы же все тут жили. Собственно, всей толпой сооружали новые дома вроде тех, в которых Игнатьевы в нашей части Москвы жили. Линия построек теперь упёрлась в стену, однако на общей работе мурманские и словенские люди сблизились, стали чуть больше доверять друг другу. Коли вдвоём бревно тянешь, с одной стороны словенин, с другой — скандинав, тут уж не до интриг да скандалов. Упадёт дерево — оба без ног останутся. Так и перемешивали людей. Постепенно стали включать мурманов в рабочие команды да назначать им направления деятельности. Причём без всякого ущемления крепостных или скандинавов. По навыкам имеющимся определяли каждому участок работы, не разбирая национальности. Ни те, ни другие не роптали — во главе каждого направления или рабочей группы стоял всё равно Игнатьев, связанный узами кровными да брачными с Ториром и Святославом. И выходило, что руководитель для всех вроде как «свой парень», чего тут обижаться? Редких специалистов, правда, выделили, не без того.
Кнута по части кораблей назначили, он с Юркой этим занимался. Ивара, что на протезе ноги скакал, в помощь Кукше на подготовку ополчения из мужиков пошёл. Брунгильда готовила из девушек «батальон белые колготки» — всех барышень, словенских и мурманских обучали стрельбе из арбалетов. Тех, кто мог, конечно, пузатых много было, беременность в Москве носила характер эпидемии. Два дядьки, скандинав и крепостной, выказали недюжие таланты в области животноводства. Причём второй был бывшим воякой Святослава. При их знаниях и умениях мне вообще не понятно, зачем они за меч брались? До хрипоты на жуткой смеси двух языков обсуждают особенности кручения хвостов поросятам и отпиливания рогов коровам, отчего наши звери на фермах стали больше, толще, и количеством приросли. Даже кролики, и те хворать перестали. Атли с Гуннаром буквально влюбились в пулемёты и огнемёты. А парочка крепостных, в числе которых был мой можно сказать приятель, Дубаш, проявили себя на почве строительства. Этим двум я бы даже свой дом построить доверил, и проверять бы не стал, настолько хорошо у них выходило. Постепенно мурманы растворялись в Москве, притираясь к новым порядкам и законам, перемешиваясь с крепостными. Последние, кстати, на переселение некоторых людей не обиделись, мы отбирали авторитетных и заслуженных жителей в первую крепость. Да и в бараках чуть легче дышать стало, некоторые, особо крупные семьи, даже двухкомнатные «квартиры» себе завели. Так и жили.
До конца осени Москва, взбудораженная малость появлением скандинавов, пришла в спокойствие. Да и представление города, что мы строить собирались, помогло. Когда макет у девушек был готов, испытали будущую презентацию на Ладимире. Тот впал в экстаз, прострацию, панику, печаль, грусть, радость, опять экстаз. Именно в таком порядке. Рассказали крепостному деду обо всём, показали домик типовой, как лодочки подходить будут, как их буксиры паровые тянуть станут, как по дорогам трактора ездить начнут, или машинки, чем черт не шутит? Ладимир по мере рассказа охреневал, но под конец и я опять распалился, и он тоже разорался, идеи двигал. Нас разогнала Зоряна, Вовку мы таки разбудили. Ториру тоже представили макет, чтобы понять, как мурманы отнесутся к нашей затее. Вождь не подвёл, тоже неприлично возбудился и орал что-то про то, что такую красоту да мощь срочно, прямо сейчас лепить надо, не дожидаясь более детальной проработки. Опять Вовка в плачь, супруга моя за сковородку взялась, пришлось успокаивать обоих.
Убедившись в том, что презентация даёт нужный эффект, я в воскресенье собрал народ на митинг. Начал издалека, рассказал о том, как сейчас мы живём. Плавно подвёл к мысли о каменном городе, в котором будет комфортно и безопасно. Потом, правда, традиционно сорвался, разорался про планы наши, пафосное что-то вещал чуть не полчаса. Люди даже чуть отхлынули от трибуны, по которой я ходил туда-сюда, размахивая руками и срывая голос:
— МГУ вон там поставим! Курчатовский институт и порт для семи морей! На этом месте Черкизовский комбинат мясной встанет! Вон там трамвай речной пустим, и дырку в земле, чтобы трактора гоняли с вагонами — метро зовётся она!..
Где-то на описании Третьего транспортного кольца и Третьяковской галереи, Буревой начал делать мне пассы руками, мол, завязывай, итак народ в шоке от напора моего.
— Ладно! Чего лясы точить! Буревой! Снимай покрывало!
Дед убрал ткань, которой был прикрыт достаточно здоровый макет города. В нём и лодочки плавали, и красками крыши были расписаны, и человечки с тракторами стояли, для понимания масштаба. Один домик сделали разборной, вроде как для куклы Барби в моё время. Раскрываешь его — а там комнаты, мебель, занавесочки на окнах, и зелёная травинка, обозначающая фикус. Лепота! Крепостные и мурманы потянулись к новой игрушке. Сначала с опасением, потом активнее, а там чуть драку не устроили, поближе глянуть хотели. Работа девушек вызывала восхищение. Люди прикасались кончиками пальцев к будущим домам, порту, брали лодки в ладошки, удивляясь. В Москве, пока ещё не белокаменной, царило всеобщее воодушевление. Шум усиливался, перешёл в гвалт, потом все, подобно мне, разгорячились, начали кричать, мол, да, даёшь новый город! Орал уже весь город, даже моя супруга. Вовка мелкий кричал «У-ла!» и махал ручонками у неё на руках. Вот что значит цель дать людям! Макет поставили на входе в санитарный блок, они там часто бывают, пусть видят. И табличку сделали сверху, полукругом — «Москва-875». Вот вам и срок работ, и план реализации. А особо ретивые начали дома себе выбирать, в каком жить! Теперь вечером в бараках и домах первой крепости кипели нешуточные страсти. Люди спорили, какой из районов более удобный, искали аргументы, отстаивали свою точку зрения, чуть до драк не доходило. Слава Перуну, никто не пострадал да не обиделся, коллектив стал дружнее.