Вольные стрелки - Страница 107

107

— А потом уже и говорить было стрёмно, вроде как сдался, — за него продолжил я.

— Угу…

— Ты хоть понял, почему мы тебя взяли?

— За девку ту. У самого душа не на месте была. А что делать? Вызнал бы, что в крепости, людей поднять в атаку ещё раз было бы легче. Я сначала хотел человека твоего взять, из тех, кто по лесу шастали. Но вы по трое начали ходить, стрелками своими биться направо и налево, не вытянули бы мы…

— Н-да, задал ты мне задачку. Сам что делать думаешь?

— А теперь воля твоя… — пленник шумно вздохнул, — за сына боюсь. Если мои осерчают, изгоем станет…

— Не будет такого, то я тебе обещаю. Моё слово крепкое, ты сам убедился. По Закону нельзя у нас так, чтобы изгоем.

— Закон ваш суровый…

— А что делать? Мы ж не в бирюльки играем, сам понимаешь. Ты-то тоже небось не очень хотел от могил родных да в неизвестность, однако же слово отца для тебя — Закон, и ему ты следовал. Так?

— Так…

— А у нас Закон хоть и людьми писан, но такой же крепкий. Боги в том нам своё слово сказали, одобрили. И все под ним ходят.

— И ты? — пленник усмехнулся, в свете догорающего светильника лица я не видел, но сарказм явственно ощущался.

— Ага. Я тут беспорядок после себя оставил как-то, так три дня ночами работать пришлось, по Закону.

— Ишь ты, — теперь в усмешке была толика уважения, — и все так же, исполняют?

— Ну а если даже я в этом зазорного ничего не вижу, другим-то чего стесняться?

— А если невместно? Честь если заденет? Как у конунга какого…

— А если конунгу невместно, пусть идёт на все четыре стороны. Я те Законы писал, с богами советовался, мне первому и исполнять их. А по Закону жить — бесчестья нет.

— Славно говоришь, — пленник отчётливо зевнул, — и меня значит по Закону своему судить будешь?

— Ну а как иначе? Я к тебе ни злобы, ни ненависти не испытываю, но сделать правильно надо, сам понимаешь. Один раз поперёк Закона сделаю — все посыплется, не мне тебе рассказывать.

— И то верно, — судя по звукам, пленный поднялся на ноги, — ты только это, давай уже тогда все по Закону, да побыстрее. Сил ждать нет. И про сына ты обещал…

— Я помню, — я тоже встал, а то уже задница подмёрзла, — Совет хочешь? Завтра к тебе Ладимир придёт, проговори с ним про чистосердечное признание. Покаешься, извинишься, и тебе облегчение выйдет.

Я подошёл к клетке:

— Больше буянить не будешь?

— Пока ты слово своё про сына держать будешь — нет. Видеться бы чаще только…, - пленник приблизился, я разглядел его лицо, на нем была печаль, — Зовут то тебя как?

— Сергей меня звать, — я задумался, эх-х-х, была не была, протянул руку сквозь прутья, — будем знакомы.

Жест Святославу был, судя по всему, знаком, он пожал мне руку, но аж возле локтя. Я в ответ сделал то же.

— Завтра с утра готовься, Ладимир, адвокат твой придёт.

— Кто?! — пленный вытаращил глаза.

— Слово за тебя в суде говорить будет, адвокат, защитник твой.

— А, ну тогда ладно…

Настало время суда. До этого Ладимир, назначенный адвокатом, поговорил с пигалицей, провёл беседу со Святославом, тот таки подписал чистосердечное признание. За судью был я, Буревой же выступал прокурором. Пленник больше не бунтовал, исправно выполнял правила внутреннего распорядка. Ну там парашу отдать, поесть по-человечески да не орать как резаный. Устроили ему несколько встреч с сыном, теперь всё было спокойнее. И вообще, и в камере у пленного, и у меня на душе. Мы пару вечеров до суда общались ещё со Святославом, вроде нормальный мужик, просто попал в такие обстоятельства, что и врагу не пожелаешь. Но достойно вышел из них, прокололся только на последнем этапе, запараноил сильно, дурковать начал. Вот теперь за это и страдает.

Суд назначили в частично открытом режиме, с присутствием представителей пришлых. Святослава пропарили в бане, нарядили в чистое, со свидетелями также пришлось сделать. Пигалица та у нас по хозяйству уже помогала, малость отошла от всех событий. Собрались все наши, Ладимира и остальных привели с завязанными глазами в актовый зал, где и проходило заседание. От пришлых было несколько человек, включая отца шпионки. Подсудимого усадили без клетки, только руки связали. Тот не протестовал, надо так надо. И вообще выглядел несколько умиротворенным — сбросил мужик ответственность с себя, непосильна уже та ноша была ему. Начался процесс.

Он был захватывающим! И непредсказуемым! Буревой скрупулёзно перечислил все обиды, что нанесли нам местные своими действиями, и вывел всё так, что ущерб нашим постройкам и сараям, другие трудности, были инспирированы Святославом лично, и остальные ему тупо подчинялись под угрозой расправы. Выходило, что пленник организовал устойчивое бандитское сообщество, и занимался грабежом да воровством со своими подручными на территории Москвы.

Ладимир взял ответное слово. Из его речи выходило, что бандитизмом занимались все вместе, по незнанию. И личной Святослава вины в том мало, его поддерживали по началу люди. Ну и рассказал всю историю появления пришлых, уже известную мне по рассказам пленника. Старик сильно упирал на сложившиеся обстоятельства, и на то, что иначе бы люди погибли. И следовательно, Святослав дело творил угодное, правильное, защищая своих людей от напастей и невзгод, пытаясь обеспечить выживание народа. Особо Ладимир отметил то, что крови не пролилось, увечных и убитых нет, а материальные потери они готовы все компенсировать. Пошли свидетели защиты — пигалица, отец её, жених, ещё пара человек из лагеря. И все они говорили одно и то же — не по злому умыслу сараи атаковали, а только ради выживания, охотой да вырубкой из тех же соображений занимались. И Святослав хоть и руководил всем процессом, но выражал чаяния людей. А значит, и судить всех тогда надо, а не его одного. Но тут Ладимир нас просто по стенке размазал. Это гад начитался с помощью Буревоя наших Законов, и предъявил, что мол, люди добрые, а что ж вы обвинения-то не выдвинули, а пришли как тати ночные, и давай вязать подсудимого!? Нет бы по Закону, с бумагой, как положено, зачем втихаря пришли? Буревой похихикивал, я только разве руками.

107